Неточные совпадения
Но как объяснить всего себя, всю свою болезнь, записанную на этих страницах. И я потухаю, покорно иду… Лист, сорванный с дерева неожиданным ударом ветра, покорно падает вниз, но по пути кружится, цепляется за каждую знакомую ветку, развилку, сучок: так я цеплялся за каждую из безмолвных шаров-голов, за прозрачный
лед стен, за воткнутую в облако голубую иглу аккумуляторной башни.
Будто чувствовалось, что вот-вот и природа оживет из-подо
льда и снега, но это так чувствовалось новичку, который суетно надеялся в первых числах февраля видеть весну в NN; улица, видно, знала, что опять придут морозы, вьюги и что до 15/27 мая не будет признаков листа, она не радовалась; сонное бездействие царило на ней; две-три грязные бабы сидели у
стены гостиного двора с рязанью и грушей; они, пользуясь тем, что пальцы не мерзнут, вязали чулки, считали петли и изредка только обращались друг к другу, ковыряя в зубах спицами, вздыхая, зевая и осеняя рот свой знамением креста.
Наталья рубит кухонным ножом
лёд в медном тазу, хрустящие удары сопровождает лязг меди и всхлипывания женщины. Никите видно, как её слёзы падают на
лёд. Жёлтенький луч солнца проник в комнату, отразился в зеркале и бесформенным пятном дрожит на
стене, пытаясь стереть фигуры красных, длинноусых китайцев на синих, как ночное небо, обоях.
А на кулачки биться мещане с семинаристами собирались или на
лед, на Оке, под мужским монастырем, или к Навугорской заставе; тут сходились и шли,
стена на
стену, во всю улицу.
Я вышел на площадку, искал и звал его, прибавляя на всякий случай, что дело сделано и что я скоро еду за человеком в лесу… Но ответа не было, в окнах встревоженного станка гасли огни, ветер тянул по-прежнему; по временам трещали
стены станочных мазанок и издалека доносился стонущий звук лопающегося
льда…
Здесь нет въезда, берег представляет отвесную
стену, и потому зимой сани оставляют на реке, а лошадей приводят узкой тропой прямо на
лед.
Глазам не верил Алексей, проходя через комнаты Колышкина… Во сне никогда не видывал он такого убранства. Беломраморные
стены ровно зеркала стоят, — глядись в них и охорашивайся… Пол — тоже зеркало, ступить страшно, как на
льду поскользнешься, того гляди… Цветы цветут, каких вздумать нельзя… В коврах ноги, ровно в сыпучем песке, грузнут… Так прекрасно, так хорошо, что хоть в Царстве Небесном так в ту же бы пору.
Мы шли, шли… Никто из встречных не знал, где деревня Палинпу. На нашей карте ее тоже не было. Ломалась фура, мы останавливались, стояли, потом двигались дальше. Останавливались над провалившимся мостом, искали в темноте проезда по
льду и двигались опять. Все больше охватывала усталость, кружилась голова. Светлела в темноте ровно-серая дорога, слева непрерывно тянулась высокая городская
стена, за нею мелькали вершины деревьев, гребни изогнутых крыш, — тихие, таинственно чуждые в своей, особой от нас жизни.
На что ни садятся, к чему ни прикасаются, все
лед —
стены, брачное ложе, утварь, отвсюду пышет на них холод, ближе, теснее, наконец душит, костенит их.
Веревки на ней лопнули; она сгибалась в кольцо, волною, билась как рыба об
лед, цеплялась ногами за
стену… казалось, всякая часть тела ее имела притягательную силу…